Стихи

Мы, дети сильные Коммуны, На свете любим правду, труд, В душе и сердце вечно юном Порывы светлые живут. Поля, леса, луга и нивы Наш дружный труд благословят, Трудом мы рук своих счастливы, В труде мы видим жизни клад!

С трудом - нам ничто роковые удары, Дружней и смелее вперед, коммунары, Под алое знамя великих вождей! Там видим мы счастье и благо людей... Вперед же, вперед, коммунары, смелей!

У нас у всех одна забота, Одной мечтою мы горим: Гнилые тундры и болота Мы в сад цветущий превратим... И голод нам тогда не страшен Средь сел и красных городов, Когда заблещут ленты пашен - Червонным золотом хлебов...

С трудом - нам ничто роковые удары, Дружней и смелее вперед, коммунары! Под алое знамя великих вождей! Там видим мы счастье и благо людей... Вперед же, вперед, коммунары, смелей!

Расти, цвети, Коммуна, краше Под ярким пурпуром знамен, На страх врагам, на счастье наше, Во благо будущих времен! Мы за Коммуну все стеною Пойдем от плугов и станков, И силой рати трудовою Во прах сотрем своих врагов!

С трудом - нам ничто роковые удары, Дружней и смелее вперед, коммунары, Под алое знамя великих вождей! Там видим мы благо и счастье людей... Вперед же, вперед, коммунары, смелей!

Хвала труду и каплям пота, Хвала мозолистым рукам, Хвала всем любящим работу, Хвала восставшим беднякам. Хвала и пашням и заводам, Взрастившим храбрых сыновей, Хвала погибшим за свободу В объятьях тюрем и цепей!

С трудом - нам ничто роковые удары, Дружней и смелее вперед, коммунары, Под алое знамя великих вождей! Там видим мы благо и счастье людей... Вперед же, вперед, коммунары, смелей!

Октябрь 1918

В. Александровский – «Взрывайте...»

Он рушится, он падает… мир. В прошлое взглянем и кинем: «Отрицаю!» Миллионы взоров к будущему и громко, всем голосом: «Строю!» – Мы все на работе. Дадим людскую шеренгу в сто миль на кряжах Урала. Идемте стальной толпой по копям Уэльса. Грянем железный гимн под сводами заводов Рейна. Трансваальцы, на горы! Механики Чикаго, вы достроили чудовищный мост для канала. Пустите по нему поезд – мост заиграет, как арфа. А потом веселым маршем на сходку, на сходку мировую. На лучшую площадь Европы. Бежим, задыхаясь. И ударьте хором: «Люди, гудки, клокочите, печи, пойте, каменные дамбы!» – Отставить. Учитесь прерывать свой гомон во мгновенье. И кверху же руки, механики-рабочие. – На полюсе созданы стропила. Выше гор. Там волшебники… Летом на полюсе нет ночей, черные стропила в синем свете играют, как призраки, ходят за небом и встают черным миражем над раскаленной Сахарой. Сильнее… Сильней по стропилам. Ломим. Дымим. Закаляем. – Это дома. Дом на дом, колонна на колонну, ворота на ворота. Выше неба, до звезд. – Это шахты. – До лавы, до самого жаркого безумия земли… роем. – Княжеский город… Толпы дворцов… – Снести их немедленно. По нашим планам здесь проходит аллея с вишневыми садами по бокам… Через всю Европу. Прогулка через материк будет недурна для уставших. – Там болота. – Нам не до шуток: разрыть их, осушить, поставить домны, осветить леса. – Что за странность? Тут нелепая насыпь, железная дорога. Подать ее верст на сто. Но тише – священная минута: надеваем рабочие блузы. Гудим враз на весь мир. И заносим удары мгновенно. По убогим мастерским везде ли, везде ли заложен динамит? – Взрывайте бесстрашно. Хороните вместе с ними тухлые города без дыма и грохота. А потом собирайте все лучшие чудовища-заводы, бурлящие домны, смелые мосты, вызывающие краны, необъятные корпуса, собирайте их на каменный, на железный митинг. И в тысячу верст длины. В сто верст ширины. Скандально громадный сверхколосс. Построим завод. Его постройка – мировой радостный конгресс работников. Он сам ошеломлен собой. Вот он, он вырос, он построен. Он в дыму: горячий и родной смрад его подземного сердца уже дурманит миллионы. Целые тысячи выбегают из мастерских смотреть на центральные крыши. Беса. Беса силы и напора мы хотим. Наивная молодежь, раззадоренная песнями труда, хотела спорта работников. Крыша рухнула. Из глубины кузниц вставали налитые работой серые бетоны, грузно задрожали, и весь живой миллион завода наполнили трепетом мускулов. – Шатунов, шатунов нам! – немедленно переменила фронт молодежь. – Стальных! Мы хотим отдаться этим мгновеньям. – Силы и подъема. В воздухе пронесся гигант – коленчатый вал, и с ним яркие, налитые синеватой кровью, шатуны. Они взбесились и каленым шепотом заполнили своды, двери и туннели завода. Толпа застыла, а потом враз закричала, безумствуя: – Всё! И нажим, И удар, И подъем – Все людское отдаем как награду, как приз, как душу… Вам, Шатуны. Толпа прибывала. Торжество почувствовали, почувствовали даже мастерские с тяжелой, горячей работой. – Страсти. Безудержной страсти. Не святоши же мы, черт возьми. С края толпы поднялся чумазый, потный дядя и хриплым голосом закричал толпе: – Как раз я делегат оттуда. Часть публики засмеялась. Это были чудаки-чернорабочие, работавшие на переносках внутри двора. – Не грохочи. Сюда. Идите! Ворота сталелитейных мастерских с ревом раскрылись и уплыли. Плавильные и калильные печи ревели, как сказочные псы-великаны. Нефть сгорала во рту изрыгающих февок, и рвалась в наполненные пламенем печи, и, казалось, жрала сама себя. Мастер махнул рукой, жерло печи раскрылось, масса шарахнулась от жары и света. Она не смотрела, мучилась, билась в жарких снопах воздушной лавы. В адском шуме нельзя говорить, но мускулы лиц мгновенно сыграли одни и те же слова у всей громады: «Сжечь – расплавить – донять – победить». – Молитвы! Молитвы! – закричала исступленная толпа и торжественным хором направилась в просторные и чудесно высокие котельные мастерские. По дороге толпы были встречены нигилистами-проповедниками: – Неужели вы снова поверили в бога? – Чепуха; мы новые идолопоклонники, мы хотели поклоняться и воспевать созданное нами. Входили в котельные мастерские. Шум людского рассыпного разговора под черными сводами – тысяча ударов по железным струнам. Потушили все фонари, кроме двух верхних. И сразу – тихо. Мрачная торжественность колонны. Черные распластанные тени. Встревоженные строгие швеллера и балки. Ни слова команды, ни звука призыва. Толпа склонилась перед холодным городом железа. И были слезы. И была радость.

1918

А. Крайский – Призыв

Не коршунов туча, не стая волков - Мундиры, кресты, эполеты, Готовя оковы и яд пауков, Кольцом окружили Советы,

Хотелось ли нам безобразной резни... Хотелось ли крови и спора... Мы мир всему миру и счастье несли, Мы труд выше солнца и звезд вознесли, Но мира не хочет звериная свора, А труд ей страшнее позора... Так что же... молчать... или снова упасть И ползать пред ней на коленях... Кормить ненасытную барскую пасть, Горбатясь в презренных именьях? Сгибаться под старым ярмом и кнутом... Рабами вернуться в заводы... Дружнее... знамена свои развернем И с песней в последнюю битву пойдем Во имя труда и свободы...

1919

А. Крайский – Бессмертие

Кто скажет: "я достиг", тот - труп окаменелый, Кто вымолвит: "довольно!.." - тот умрет... Бессмертен взлет безумный, дерзкий, смелый, Вперед, всегда вперед, без отдыха - вперед! Бессмертно бурное, стихийное движенье; Бессмертна мысль, горящая огнем, Огнем желания, восторга, вдохновенья. Горячим, трепетным, сверкающим огнем... Желаньям нет конца, восторгам нет предела: Еще, еще узнать... еще, еще постичь... Кто скажет: "я достиг", тот - труп окаменелый, Его не шевельнет кипящей жизни клич!

1919

Николай Асеев – Десятый октябрь

А. Прокофьев – Ленин Ленин Мужество вселил В души ленинградцев, Ленин Город озарил, Утверждая братство. Ленин Имя воле дал, — Бурями воспетый, Ленинградом Город стал, Несказанным светом! Ленинград — величав, Сердцу, взору милый, Вечен город Ильича, Честь И слава Мира!

Вот осень в шорохах и звонах Тоскливо бродит по селу, По перелескам красных кленов Туман мохнатый зыбит мглу,

Рябин зализывает раны И умирающих берез, Он окровавил лапы рдяно О раны листопадных лоз.

Осенний вечер горько сгорбил Коленопреклоненный сад. И сколько неизбывной скорби В соломенных морщинах хат!

Кадимый клубами тумана, Осин рыдает хоровод, Лишь ярко на груди кургана Веселый искрится завод.

Природа всхлипывает тихо Над блеклой плащаницей нив, А он посвистывает лихо, Багрянца шапку заломив.

Грозит во тьме трубы высокий Железномускульный кулак, Вагранок огненные щеки Зыбучий раздувают мрак.

Как ярки золотые брони, Как бодро льется стали звон, Как пламенна на черном фоне Резьба сияющих окон!

Огнем труда сердца согреты, Все мускулы волнует дрожь, Как ветерок горячим летом В полях животворящих рожь.

Пускай туман клубится зыбкий, Печаль полей ползет без сил,— Мы видим,— Огненной улыбкой Завод ненастье опалил.

1917

Смотрите! - Я стою среди них: станков, молотков, вагранок и горн и среди сотни товарищей. Вверху железный кованный простор. По сторонам идут балки и угольники. Они поднимаются на десять сажен. Загибаются справа и слева. Соединяются стропилами в куполах и, как плечи великана, держат всю железную постройку. Они стремительны, они размашисты, они сильны. Они требуют еще большей силы. Гляжу на них и выпрямляюсь. В жилы льется новая железная кровь. Я вырос еще. У меня самого вырастают стальные плечи и безмерно сильные руки. Я слился с железом постройки. Поднялся. Выпираю плечами стропила, верхние балки, крышу. Ноги мои еще на земле, но голова выше здания. Я еще задыхаюсь от этих нечеловеческих усилий, а уже кричу: -Слова прошу, товарищи, слова! Железное эхо покрыло мои слова, вся постройка дрожит нетерпением. А я поднялся еще выше, я уже наравне с трубами. И не рассказ, не речь, а только одно, мое железное, я прокричу: "Победим мы!"

Бешено, Неуемно бешено Колоколом сердце кричит: Старая Русь повешена И мы - ее палачи.

Слава солнечной казни, Слава корявым рукам, Кто в себя не вмещает Разина, Пусть и мне даст кличку: хам.

А я и другие Железным прыжком - в века, Нервы - в узлы тугие, Солнце - в карман и в рукав.

Ничего, если мы сомнем Каблуками чахлые травы, Это жизнь запела огнем, Это жизнь именины правит.

К чорту старый ненужный хлам. Не волнует, не давит вчерашнее, И в пути мне совсем не страшно, Что вдогонку засвищут: хам...

Бешено, Неуемно бешено Колоколом сердце кричит: Старая Русь повешена. И мы - ее палачи.

1923